Когда Украина объявила себя «незалежной», моё родное село Красная Поляна в Донецкой области оказалось за границей
За границей остались мама, сестра, дом, где родился, родственники, знакомые, школа, в которой учился десять лет, улицы, деревья… Всё это у меня было отнято. Родное стало чужим. И сразу – враждебным. И каждый раз, когда я все-таки пробирался к селу, чтобы навестить свою мать, на таможне возникали препятствия. Сначала они сводились к мзде известными купюрами, дающей пропуск, а потом, после майдана, шлагбаум передо мной опустился окончательно. Я был уверен, что мне уже никогда не приехать в родное село.
Теперь, этим летом, когда мы выехали из Крыма новой дорогой через Бердянск, Мелитополь и Мариуполь, возник соблазн побывать в Красной Поляне. Тем более что до неё каких-то шестьдесят километров. Мы проехали сотни, тысячи километров, а тут – шестьдесят… Но там прифронтовая зона, огненный вал войны захлестнул село и остановился в тридцати километрах от него, у Угледара. Там всё ещё опасно: кружат дроны, случаются прилёты. Люди из подвалов вышли, но жизнь ещё не наладилась. Сын моей сестры Елены после боёв её увёз к себе в Симферополь – с надеждой на возвращение. Какое-то время дом стоял пустой, под замком, ключ – у соседей. Потом в нём жили солдаты, офицеры. Теперь, уже всеми покинутый, дом сирота сиротой стоит пригорюнившись. Постаревший, будто оцепеневший, не понимающий, что произошло. А давно ли двор был полон людей, у ворот стояли автомобили, под старой яблоней по вечерам устраивались застолья… В это уже и не поверить.
Да, мы все-таки заехали в Красную Поляну, погрустили, осматривая дом и двор, сходили на кладбище, к могиле матери, – и всё… Красная Поляна ещё в состоянии войны.
А я помню другую войну, когда на опустевших улицах села возникли немецкие грузовики, мотоциклы и солдаты. Немцы, занявшие моё село осенью 1941 года, были безымянны и безлики. Я о них не знал ничего и был уверен, что никогда ничего не узнаю. Пришли, ушли в дымном грохоте войны и канули в небытие.
Невероятно, но теперь благодаря Интернету я узнаю их имена. Имена тех, кто ставил свои грузовики у нас во дворе впритык к стенам, заслоняя окна, тех, кто распоряжался в нашем доме, как в своём, тех, кто таскал и складывал в коридоре ящики, кто, заняв самую большую комнату для какого-то командира, протянул туда телефонные кабели (а офицер, обустраиваясь, втиснул в уголок нашего зеркала фотографию Гитлера). Теперь мне известно, что командиром 1-й танковой армии был Клейст, командиром мотоциклетно-стрелковой роты был Бремер, командиром артполка – Штаудингер, ротным – Вайзер, разведбатальона – Мейер, а ещё всякие Зеппы, Виши, Витты, Фрей, Янко…
Оказывается, немецкие войска наступали, а вслед за ними шли словаки – Подвижная дивизия на 630 грузовиках, 147 легковых автомобилях и 87 мотоциклах. Командиром дивизии был полковник Туранец. Читаю их донесения 1941 года: «12 октября к 12.00 21-ый пехотный полк сменил эсэсовцев в районе греческого села Старо-Курменчик (это был тогда наш районный центр), а 20-й полк – в районе Новопетриковки (это почти рядом, километров двенадцать)». А штаб дивизии располагался «западнее ещё одного греческого села Новая Каракуба (прежнее название моего села)». По донесениям, ночью с 13 на 14 октября шёл дождь с мокрым снегом. Словаки замерзали. Они снимали шинели с пленных красноармейцев и с убитых. Жаловались, что из Словакии им вместо тёплого обмундирования прислали 40 тысяч презервативов.
На той войне немцы воевали, а словаки подвоёвывали. Немцы ушли дальше на восток, а эти у Волновахи устроили себе шумный отдых на несколько дней. Конечно, «братья-славяне» особой жестокости не проявляли, но кто они, если не враги… Уже после войны у нас во дворе долго валялась немецкая каска с пробоиной на виске. А ещё осталась рама мотоцикла (не словацкого ли?), который мы, пацаны, раскурочили до последнего болта.
Выписка из вполне доступных теперь документов: «11 октября немцы, не прекращая наступление на Таганрог, частью сил из района Мариуполя начали наступление на север. В течение дня они заняли с. Красновку, станцию Карань и захватили Волноваху». Волноваха километрах в тридцати от моего села. Тогда мы несколько дней просидели в подвале соседнего дома. Сестре было три месяца. И вот через восемьдесят лет ей опять пришлось спасаться в подвале. От кого? От таких же безликих и безымянных, как немцы в 1941 году. И, может быть, наступит время, когда станут известны и их имена.
Михаил Фонотов, советский и российский журналист, писатель, краевед.
Фото из семейного архива Фонотовых
