Рефлексирую по поводу идеи: СССР не умер, он растворился в будущем. У меня есть история, раскрывающая тайну, в чем была настоящая сила СССР.
А была она не в танках или ракетах, хотя и в них тоже. Главная сила СССР была в людях – отзывчивых на чужое горе и способных на самопожертвование в трудный час. Вот одна такая история, которую мне подарила случайная встреча.
Доброта без границ
Судьба иногда затевает с нами рискованную игру под названием «жизнь». Еще вчера я гуляла по Елисейским полям, поражаясь бесконечной галантности французских мужчин и безупречной элегантности парижанок. Теперь лежу на операционном столе, широкие кожаные ремни сковывают мои руки безжалостной хваткой, и я плачу от невозможности пережить потерю свободы воли. Взглянув слишком пристально в ледяные глаза смерти, начинаешь жизнь заново, с той обостренной жаждой ощущений, которая сродни самой жажде жизни, избавленной от шелухи ненужных проблем.
В палате московской больницы №67 я и встретила эту женщину, чей рассказ поразил мое воображение своей безыскусностью и потрясающей правдой жизни. Звали ее Людмила Васильевна Борисова, в ее облике было что-то от воздушной полноты героя мультиков Карлсона, когда вес не лишает порывистой легкости движений. С первого дня она взяла на себя заботу о других, подбегая то разгладить повязку, то поправить подушку.
В больнице легко поддаются желанию рассказать случайным соседям по палате запутанные истории личной жизни. Людмила Васильевна неторопливо поведала историю о том, как она в один прекрасный день стала мамой сразу четверых младенцев разной национальности (впрочем, в наши дни их всех назвали бы лицами кавказской национальности).
– Так случилось, что мой муж меня украл… Я приехала в деревню к родителям на каникулы после второго курса Томского университета и вечером на танцах познакомилась с курсантом военного училища Виктором Борисовым. На другой день он пригласил меня на концерт, на третий позвал к родным. Я засмущалась: еще не готова была к встрече с ними. Но он сказал, что отмечается день рождения любимой тети и нужно обязательно ее поздравить.
За длинным столом собралась вся родня Виктора. Он представил меня и вдруг объявил: «Она – моя невеста. Мы договорились пожениться!..» Я вспыхнула от неожиданности, хотела убежать, но все обрадовались, усадили нас за стол. Отец Виктора сказал: «Мы Люду знаем, она девчонка неплохая… Но за тебя ее не отдадут!» Мы с Виктором договорились, что, если мои родные заартачатся, сбежим, он меня украдет.
Так и случилось. Как только вечером я кинула пробный камень в омут родительского покоя, началось такое! «Ты знаешь его три дня! Ты еще учишься, как будешь продолжать учебу?» Я быстро пошла на попятный, убежала в спальню, сказав, что пошутила. А утром в окошко тихонько подала чемоданчик, собранный мной ночью. Через час я уже была с Виктором в поезде, мчавшем нас в Узбекистан. Так началась моя новая жизнь. Жена военного – это кочевая жизнь, переезды, готовность за час собрать вещи и следовать за мужем в другой город, республику, страну…
Там все разрушено
Случилось это в Чимкенте, где она жила с мужем, майором советской армии, и девятилетней дочерью Ириной. Когда в армянском городе Спитаке страшное землетрясение стерло с лица земли все, что могло быть снесено, на развалины были брошены силы спасателей и военных, чтобы помочь тем, кого еще можно спасти, и предать земле тех, кому уже не помочь. Майор Борисов был в числе спасателей. Через несколько дней он вернулся из тяжелой командировки смертельно усталый, с глазами, переполненными болью… Он переступил порог квартиры, держа в руках большую картонную коробку, поставил ее на стол и, почти виновато глядя на жену, сказал: «Их некуда было деть. Там все разрушено. Наш вертолет уже улетал, и мне пришлось взять их с собой. В общем, разберись сама…»
Он как-то поспешно покинул комнату, а Людмила заглянула в коробку. Там лежали четыре младенца с исцарапанными и грязными от слез и пота лицами и покрытыми кровавыми ссадинами ручками и слабо пищали. К одежде были пришиты ярлычки с именами и датами рождения.
Так в доме случилось внезапное массовое прибавление семейства. Членами семьи Борисовых стали грузин Гриша, азербайджанка Лейла, армяне Саша и Анжела. Поскольку родственники детей могли обнаружиться усыновление исключалось, Борисовы взяли опеку над ними.
– Все было довольно просто, пока они не умели ходить. Накормишь их, они лежат себе довольные и всегда на месте, под контролем. Зато когда пошли, это были уже не шутки. Они разбегались кто куда, а я носилась в дикой панике, пытаясь их найти. Приходилось связывать их веревочкой, чтобы не растерять. Конечно, в гарнизоне нам очень помогали. Дали прекрасную четырехкомнатную квартиру, сам начальник гарнизона уступил нам ее в порыве великодушия как семье, где растет четверня. Дочка Ирина приняла детей как своих братишек и сестренок, ей нравилась роль старшей сестры. Она умела быть и строгой, дети слушались ее беспрекословно, хотя характер у всех малышей был по-кавказски вспыльчивый. Отец, приходя со службы, тщательно проверял дневники, расспрашивал про дела в школе, а потом, после ужина, все садились играть в нарды. Это были счастливые времена.
Мы жили очень дружно. Муж однажды спросил: «Ты не обижаешься, что я взвалил на твои плечи такой груз? Когда я вез этих малышей домой, думал: «Люда очень любит детей. Она примет их». Он и сам любил их по-настоящему. Надо было видеть его лицо, когда он с мальчишками уезжал на мотоцикле на рыбалку! Так прошли пятнадцать счастливых лет.
Разлетелись из гнезда
Все кончилось внезапно. Мы никогда не скрывали от детей тайну их появления в семье, понимали, что их могут искать родные и они должны быть готовы к изменениям в жизни.
Сначала приехал двоюродный дядя Лейлы и увез ее. Мы простились с нашей тоненькой черноглазой быстроногой ланью, радуясь, что она обрела родных, и плача от горечи разлуки. Потом в нашем доме появилась очень старенькая, с клюкой, бабушка грузина Гриши. Она была единственной оставшейся в живых из его родни. И снова мы собрали нашего мальчика в дорогу, прощаясь и скрывая слезы. Потом приехали родные Саши и Анжелы. И снова проводы, проводы навсегда. Так опустел наш когда-то звенящий от детских голосов дом. Это все случилось в течение двух месяцев. Приезжали родные наших детишек, с хурджунами кавказского вина, с головами сыра, прекрасными коврами – дарами в знак благодарности – и увозили тех, кто за эти годы стали нашими сыновьями и дочерьми. Слезы и объятия радостной встречи, слезы и объятия прощания.
Людмила Васильевна рассказывала эту историю скупо, почти без красок, и я догадалась, почему. Сразу после того, как забрали Сашу и Анжелу, она попала в больницу с обширным инфарктом. Она не умела жить для себя, как умеют многие женщины, – с походами к косметологу, парикмахеру, массажисту и психиатру. Весь мир ее вращался вокруг детей, посланных ей судьбой как щедрый дар, а потом внезапно отнятых. Конечно, они не забыли русских папу и маму. Идут письма из Армении, Грузии, Азербайджана. Приезжает в Москву, где живет дочь Ирина, многочисленная родня с Кавказа. Остались в прошлом бесконечные переезды из города в город, из части в часть. Обосновалась семья Борисовых в Тверской области, и Виктор наконец-то смог заняться тем, о чем мечтал всю жизнь, – собственным садом и маленькой фермой.
Мне кажется, что лучшим памятником СССР (а все-таки он заслуживает памятника, это великий Союз, который перемешал и переплавил столько культур и соединил столько судеб) была бы эта история, воплощенная в камне, – фигура женщины, прижавшей к себе в тесном и надежном материнском объятии дарованных судьбой младенцев…
Галима ГАЛИУЛЛИНА, США.